– Да – сказал Элрик. – Благодари меня. – В нем чувствовалась усталость. Он отвернулся, по его телу пробежала дрожь.

Снова пошел снег.

– Не надо меня благодарить, госпожа Мишелла. То, что я сделал, я сделал для удовлетворения собственных темных порывов, чтобы удовлетворить свою жажду мести. Я уничтожил Телеба К’аарну. Мне безразличен Лормир, Молодые королевства или любое из тех дел, что важны для тебя…

Мунглам увидел, что Мишелла поглядывает на Элрика скептически, а на ее губах гуляет улыбка.

Элрик вошел в замок и начал спускаться по лестнице в зал.

– Постой, – сказала Мишелла. – Этот замок волшебный. Он отражает желания всех, кто входит в него… если этого хочу я.

Элрик потер глаза.

– Тогда у нас, несомненно, нет никаких желаний. Сейчас, когда Телеб К’аарна уничтожен, мои желания удовлетворены. Теперь я покину это место, госпожа.

– У тебя нет никаких желаний? – спросила она.

Он посмотрел ей прямо в глаза и нахмурился.

– Сожаление порождает слабость. Сожаление напоминает болезнь, которая поражает внутренние органы и в конце концов уничтожает…

– И у тебя нет никаких желаний?

Он помедлил.

– Я тебя понимаю. Должен признать, что твоя внешность… – Он пожал плечами. – Но ведь ты?..

Она распростерла руки.

– Не задавай слишком много вопросов обо мне. – Она сделала еще одно движение. – Ну, ты видишь? Этот замок становится тем, что ты желаешь более всего. А в нем – то, что ты желаешь более всего!

Элрик оглянулся, глаза его расширились, и он зарыдал.

Он в ужасе упал на колени. Он устремил на нее умоляющий взор.

– Нет, Мишелла! Нет! Я не хочу этого.

Она поспешно сделала еще одно движение.

Мунглам помог другу подняться на ноги.

– Что это было? Что ты видел?

Элрик выпрямился и положил руку на меч. Тихим горьким голосом сказал он Мишелле:

– Госпожа, я мог бы убить тебя за это, если бы не понимал, что ты поступаешь так из лучших побуждений.

Он несколько мгновений стоял, опустив взгляд в землю, а потом продолжил:

– Знай же! Элрик не может получить того, чего он желает больше всего. То, чего он желает, не существует. То, чего он желает, умерло. Все, что есть у Элрика, это скорбь, вина, злоба, ненависть. Это все, чего он заслуживает, и все, чего он когда-либо будет желать.

Она закрыла лицо руками и убежала в свою комнату – туда, где он впервые увидел ее. Элрик последовал за ней.

Мунглам хотел было пойти следом, но вдруг остановился и остался там, где стоял.

Он видел, как они вошли в комнату, видел, как закрылась за ними дверь.

Он вернулся на стену и уставился с нее в темноту. Он увидел крылья из золота с серебром – они мелькали в лунном свете, становясь все меньше и меньше, пока наконец полностью не исчезли из виду.

Он вздохнул. Было холодно.

Он вернулся в замок и, пристроившись спиной к колонне, приготовился спать.

Но немного спустя он услышал смех, доносящийся до него из самой высокой башни.

И, услышав этот смех, он бросился бежать по коридорам, через большой зал, где погас очаг, выбежал в дверь и в ночь. Он бросился к конюшням, где чувствовал себя в большей безопасности.

Но в ту ночь он не смог уснуть, потому что далекий смех преследовал его.

И смех этот продолжался до самого утра.

Часть вторая

Ловушка для альбиноса

Глава первая

Двор нищих

Надсокор, город нищих, пользовался дурной славой во всех Молодых королевствах. Надсокор лежал на берегах буйной реки Варкалк недалеко от королевства Орг, где рос ужасный Троосский лес, страшное зловоние которого распространялось на многие мили вокруг. Редкие путники заглядывали в Надсокор.

Из этого малопривлекательного места отправлялись по миру его обитатели: где можно – нищенствовали, где можно – воровали, а по возвращении в Надсокор половину прибылей отдавали своему королю, который за это обещал им защиту.

Их король властвовал много лет. Звали его Юриш Семипалый, потому что у него было четыре пальца на правой руке и три – на левой. Вены проступали на его когда-то красивом лице, которое ныне обрамляли грязные, населенные паразитами волосы. Его нездоровое лицо к тому же избороздили тысячи морщин, оставленных годами и пороками. Эта развалина взирала на окружающих пронзительными бледными глазами.

Символом власти Юриша был топор, который назывался Мясник. Топор этот всегда был под рукой у короля. Грубоватая поверхность королевского трона, вырезанного из черного дуба, была украшена кусочками необработанного золота, костями и полудрагоценными камнями. Под троном размещалась сокровищница Юриша – сундук, заглядывать в который не разрешалось никому.

Большую часть дня Юриш бездельничал на троне в мрачном, зловонном зале, где восседали его придворные – шайка негодяев, отличавшихся такими мерзкими внешностью и нравом, что нигде в другом месте их просто не приняли бы.

Обогревался и освещался зал постоянно горевшими жаровнями, в которых сжигался мусор, издававший такую вонь, что она заглушала естественное зловоние придворных.

И вот к королю Юришу явился посетитель.

Он стоял перед тронным возвышением и время от времени подносил свой сильно надушенный платок к красным толстым губам.

Его обычно темное лицо отливало серым, а в глазах, когда он переводил взгляд с грязного нищего на кучи мусора перед жаровнями, появлялось какое-то загнанное, мучительное выражение. Одетый в мешковатые парчовые одежды, какие носили жители Пан-Танга, этот посетитель отличался черными глазами, огромным крючковатым носом, иссиня-черными колечками волос и вьющейся бородкой. Подойдя к трону Юриша, он, не отнимая платка ото рта, поклонился.

Выражение на лице короля Юриша, как и всегда, являло собой смесь алчности, слабости и коварства; он рассматривал незнакомца, о прибытии которого только что объявил один из его придворных.

Юриш, вспомнив это имя, подумал, что знает причину, которая привела сюда пантангианца.

– А мне сообщали, что ты мертв, Телеб К’аарна, убит где-то на Краю Мира. – Юриш ухмыльнулся, обнажив черные пеньки – гниющие остатки своих зубов.

Телеб К’аарна отнял платок от губ и заговорил; поначалу его голос звучал приглушенно, но постепенно – по мере того как он вспоминал зло, причиненное ему за последнее время, – набирал силу.

– Мое колдовство не так уж слабо, а потому я смог вырваться из кольца. Я ушел под землю, когда Петля Плоти Мишеллы сомкнулась вокруг келмаинского воинства.

Отвратительная ухмылка Юриша стала еще шире.

– Значит, ты забрался в нору?

Глаза колдуна яростно сверкнули.

– Я не собираюсь обсуждать свои колдовские способности с…

Он внезапно замолчал и глубоко вздохнул, о чем тут же пожалел. Он огляделся – эти жалкие придворные, живущие в грязи и мерзости, позволяют себе смеяться над ним. Нищие Надсокора знали силу бедности и болезни, которых так боятся те, кто к ним непривычен. Таким образом, уже одно их убожество защищало их от врагов.

Внезапно короля Юриша охватил приступ мерзкого кашля, который вполне мог оказаться смехом.

– И здесь ты тоже оказался благодаря своему колдовству? – Его тело сотрясалось, но его налитые кровью глаза продолжали внимательно разглядывать колдуна.

– Чтобы попасть сюда, мне пришлось пересечь море и весь Вилмир, – сказал Телеб К’аарна. – Я пришел сюда, потому что мне известно, что есть кое-кто, кого ты ненавидишь, как ни одного другого…

– Мы всененавидим других – всех, кто не нищие, – напомнил ему Юриш. Король рассмеялся, и этот смех снова перешел в горловой, конвульсивный кашель.

– Но больше всех ты ненавидишь Элрика из Мелнибонэ.

– Да. Это верно. Прежде чем приобрести славу братоубийцы и предателя Имррира, он прибыл в Надсокор, чтобы обмануть нас. Он прикинулся прокаженным, который, нищенствуя, пробирается из Восточных Земель в Карлаак. Он неприличным образом обманул меня и украл кое-что из моей сокровищницы. А моя сокровищница священна, я никому не позволяю даже посмотреть на нее!